Фрагменты выступлений участников слушаний по законопроекту «О целях и принципах переговорного процесса с Республикой Молдова»: В. А. Лицкая, А. М. Сафонова, А. А. Карамана

ЛИЦКАЙ В.А. Давно не стоял на этой трибуне, но есть и свои преимущества. Пришлось пообщаться много с людьми, и я сейчас буду говорить не только как профессиональный дипломат, но в какой-то степени передавать настроение общества. Надо сказать, что с каждым месяцем, который проходит в этом году, в обществе растет обеспокоенность и растет тревожность по вопросу ведения переговорного процесса и его результатов. А я прекрасно помню, как в январе преобладали оптимистическое настроение, большие надежды. И куда все это потихонечку уходит и почему? Вот первый вопрос. Казалось бы, мелочь. В последнее время появился термин «простые люди», и пошло, пошло, пошло, он растет уже каждый день: «простые», «простые люди», «все мы делаем для простых людей». Я могу сказать, что термин пришел из 19-го века, там было очень хорошее разделение: «знатные люди» и «простые люди». А мне и картинка рисуется соответствующая. Вот стоит толпа простых поселян, а на балкончике барин с барыней, и он их осыпает пряниками… Идиллия, идиллия… Да, но сегодня барин добрый, а если завтра он будет злой? Будет ли идиллия? А если послезавтра барин решит продать свое имение вместе с крестьянами в другие руки? Что тогда? Я считаю, что в наше время термин «простые люди» неприменим. У нас есть граждане, есть гражданское общество. Все люди – от Президента до крестьянина – граждане. А человек, который считает, что он стал очень знатным от того, что он занял начальственное кресло, ошибается. Потому что даже при царе звание министра не гарантировало, что ты знатный человек. Вот так. Поэтому мне кажется – это тревожный колокольчик. Уж многие себя почувствовали себя коронованными особами, «простые люди», ну, хорошо, это мелочи. Теперь более крупный сюжет. Ну, я могу сказать, что в последние годы администрация президента Смирнова не очень баловала гражданское общество Приднестровья открытостью дипломатических результатов. Но такой тотальной секретности я не видел никогда. Но вот я член президентского совета, вот мои коллеги тоже. А мы узнаем о согласованных документах через журналистов. Это нормально? Тоже, в Верховном Совете депутаты знали о Венских документах? Нет. Но вот я с большим стажем дипломат, и могу сказать следующее. Да, в дипломатии есть закрытые и секретные темы, есть. Ну, скажем, переговоры о вооружениях, о разоружениях. Переговоры о займах, кредитах и платежах. Это коммерческая тайна. Ну, например, могут быть заключены тайные союзные отношения двух государств против третьего государства. Но в целом это не больше 20-30 % дипломатической работы. Вся остальная дипломатическая работа – результаты абсолютно транспарентны. И нет никакой необходимости секретить документ такого класса, который принимается в Вене. А вот эта вот секретность наводит на большие подозрения и сомнения. Ну, в Интернете пишут очень просто: «Проснемся утром, на столе документы, нас слили». Ну, так и пишут. Поэтому есть такая тенденция у нынешнего МИДа, хорошо. Пусть такая тенденция и будет. Я могу сказать, что в современном обществе, когда участвуют 7 делегаций, десятки дипломатов, никакой документ секретным быть не может. Рано или поздно он вынырнет. Только вот он выныривает неправильным путем, создавая очень ненужное напряжение в обществе.

Ну, а теперь о серьезном вопросе, очень серьезном. Это о механизме ведения переговорного процесса. Потому что этот вопрос очень специальный, ну, я думаю, вам полезно будет очень послушать, именно в разрезе – необходим ли закон или нет. Ну, я прошу прощения за некоторую академичность, я думаю, она сейчас уместна. Как ведется внешнеполитическая работа в нормальном государстве, ну, назовем его условно Тишландия? Есть глава государства – президент, который, обладая всеми полномочиями, ведет всю политику государства. Ну, понятно, у президента есть политический советник, который, находясь в его аппарате, занимается внешней политикой как частью общей политики. Существует министр иностранных дел. Министр иностранных дел – это ремесленник, он не занимается политикой, он не занимается измышлениями теорий, это профессионал, такой же профессионал, как врачи и учителя, только на своем посту занимается переговорными процессами. И нечего из дипломатов делать каких-то фантастических героев или сверхумных людей. Это обычные профессионалы. Ну и наконец, существует вся мощь правительства, или государства, которая должна подкрепить работу дипломатов и внешнеполитических деятелей. Это обычно делается введением поста вице-премьера или по иному назначению, который имеет полномочия координировать все исполнительные органы власти, нацеливая их на один результат. Вот вам полностью механизм. Что меня тревожит? Ну, могу сказать, что в счастливом случае, в 90-е годы у нас сформировался в республике достаточно комплексный механизм, отвечающий вот этим всем позициям. У нас был полновластный президент, который отвечал за всю политику государства. Ну, вы знаете, что Смирнов – это достаточно сильный был президент. У президента был политический советник, назывался он «государственный секретарь». Я в таком качестве входил в администрацию президента. Было у нас и министерство иностранных дел, только оно называлось «Республиканское управление внешних связей». И оно входило в состав правительства и занималось, как и обычное министерство, специализированной работой. И был первый заместитель, Синёв, который курировал все министерства, все рабочие группы и нацеливал их на поддержку идей президента. Мы, имея такой механизм, очень слаженный, я считаю, могли, имея общие ресурсы намного меньше, чем Молдова, за счет концентрации и координации выигрывать, но потом наступили времена государственных реформ в 2000 году и мы своими руками этот механизм благополучно разрушили. Что мы имеем сейчас? Мы имеем президента, вот президент есть. По Конституции он полновластный организатор всей политики. Дальше идет дырка. Кто занимается у него в администрации должностью «советник по внешней политике»? Его просто нет. Сразу после этого идет министр иностранных дел. Министр иностранных дел вынужден заниматься двойной работой. Он занимается и как советник, и как исполнитель. Это только благодаря особым личным отношениям с президентом. Это нарушение механизма. Ну, имеем, значит имеем. Вот две должности. Дальше опять дырка. У нас кто-то занимается координацией ведомств для обеспечения внешней политической деятельности? Нет. Опять тот же министр ставит под себя третий стул и начинает гонять других министров. Уже сейчас немножко выглядит комично, когда министр иностранных дел пытается тыкать пальцем в сторону вице-премьера Никифоровой, которая старше ее просто по должности. И что получается хорошего из координирования? А ничего хорошего из координирования не получается. Наши противники из Республики Молдова, которые тоже вначале имели очень зыбкий механизм, за последние, ну, скажем, 10 лет, путем долгого опыта трудного они себе этот механизм создали. Создали. Вот рисуем картинку времен, когда Воронин был в полной силе. Ну, 2005 год. Существует президент Воронин, полновластно ведущий всю политику, у него есть советник, Марк Ткачук, который, сидя в администрации президента, очень квалифицированно снабжает его советами именно по политике. Дальше идет министр иностранных дел. Там идет целая череда нормальных серых профессионалов. Ну, это работа такова. Они выполняют свои функции. А дальше идет вице-премьер по интеграции, вице-премьер Шова, предположим, который имеет все полномочия, имеет достаточные личные качества, т.е. опыт, подготовку, чтобы гонять своих министров. И если что – немедленно подключается премьер. Вот с этим механизмом они приехали к нам, а мы имеем расхлябанный механизм. Кто знает: катерпиллер всегда сдвинет с места легко и загонит в кювет любой трактор «Беларусь». Потому что он большой и скоординированный. Я сейчас далек от каких-то персональных убеждений, такая картинка складывалась долго, и как ее скорректировать и исправить? К сожалению, со Смирновым на эту тему говорить было мало полезно. Сейчас иная картина, разговаривать можно и нужно, но мы в свое время изобрели неийю, так сказать, переходный такой мостик, был указ президента, координирующий роль МИДа. Но это такой вот хлипкий механизм. Я вам сразу скажу, что нам удавалось координировать в 2000-е годы просто за счет инерции. Потому что я был госсекретарем, стал министром, а поменяв, все равно воспринимали как госсекретаря. Хотя я уже не сидел рядом с президентом. И по этой инерции мы проехали до кризиса 2006 года, и мне только за счет, как говорится, армейского командного голоса удавалось координировать Елену Егоровну Черненко, все, кто ее вспоминает, понимают, что ее координировать сложно. Но удавалось. А потом уже извините, я уже никак не хочу сказать, я с трудом представляю коллегу Ястребчака, который кричит на Елену Егоровну и добивается, чтобы она что-то выполняла. Она же тоже министр. А как кричать на Антюфеева? Ага, сейчас крикнешь, вот крикнешь и… и все. И такой был у нас каждый министр. Как же координировать было работу? Неудивительно, что в конце 2000-х годов наша дипломатия была безрезультативна. Она работала вхолостую. Шестеренки поотключались. Конечно, могут сказать, что сейчас можно издать еще один указ президента. Можно указ президента и прочее, кроме одного. Есть инструменты для каждого случая. Есть отвертки, есть молотки, есть топоры. Есть указы президента, они могут решить структурную проблему? Не могут. Указ президента – это оперативный документ, доктрина внешней политики. Она может решить эту проблему? Нет. Доктрина – это расширенное оперативное понимание ситуации и план работы, вот и все. Так чем можно скорректировать? Ну, вы же сами, когда утверждаете структуру правительства, вы чем это делаете? Существует закон о правительстве, да? Существуют другие законы, которые позволяют уже оперативно работать. Я считаю, что принятие именно закона о порядке ведения переговорного процесса и позволит на нынешнем этапе создать стройную систему, и чтобы у исполнителей внизу не возникали дискуссии, споры, кто важнее, а кто там круче. Поэтому нам сейчас этот механизм нужен, и именно в порядке закона. Потому что закон исключает дискуссии. Но в Республике Молдова есть же и закон 2005 года, а есть и концепция, ничего же, работают. Каждый на своем уровне. Я напомню кратко историю 2005 года, т.е. как возник молдавский закон. Они тоже работали без закона много лет, пока у них не начался внутриполитический кризис. И в этой сложной обстановке президенту Воронину, после срыва меморандума Козака, внутри сказали, что «мы тебе не верим, не верим, а вдруг ты завтра опять подпишешь что-то вроде меморандума, давайте-ка примем закон». Да, он не имел уже большинства, он согласился с Рошкой, создали закон и приняли. Я вам скажу тоже, не хочу их хвалить, но закон сыграл важнейшую стабилизирующую роль в молдавском обществе во время кризиса. У них вообще было время, когда не было президента. А закон подкреплял дипломатов, позволял им чувствовать себя спокойно и уверенно. У нас ситуация, конечно, не такая кризисная, но у нас переходный этап. Извините, никто никаких гарантий не имеет. А общество не должно ждать, будет сегодня барин добрый, а завтра злой или нет. Нет, должен быть закон. Тут говорят, что дипломатов закон будет сковывать, они не смогут работать. Но знаете, некоторым танцорам всегда что-то мешает, мешает и все. Молдавским дипломатам закон не мешает, более того, когда мы с ними сталкивались и зажимали их в угол, вот у них нет аргументации, они спокойненько поворачивали пальцем и говорили: «Да мы-то ничего, вот закон! Закон, закон», – и выдерживали натиск. И у них был еще железный аргумент, он работает еще и в нашем случае: «А что закон? Ну, есть закон. А вы нас убедите, что вы правы, пусть гаранты нас убедят, мы придем в Парламент Молдовы и в один день все изменим». И что тут возражать? Да, закон легко меняется. Это же не библия, не конституция. Поэтому, если мы делаем закон, не надо думать, что он скует дипломатов по рукам и ногам. Дипломаты могут работать спокойно и создавать любые компромиссы и коалиции. Они все равно придут к вам, по конституции, они будут обязаны ратифицировать свои договоренности, и будут вам объяснять, может, вы за один день поменяете закон. Поэтому закон в наших условиях необходим. Дипломаты спокойно поработают с законом, более того, и наши молодые дипломаты, они еще не понимают, что такое «бронеспинка», не понимают. Когда они будут ее иметь, они тоже будут тыкать пальцем, когда их загонят в угол, и говорить: «Мы бы рады, но закон, закон!» Итак, молдавская сторона имеет «бронеспинку», так пусть и наши дипломаты, пусть насильственно, получат «бронеспинку», они потом оценят, что это такое. Поэтому мое мнение я вам уже сказал: закон сырой, я сразу скажу, он не доработан, многие аспекты вызывают вопросы, предстоит, ну, еще один аспект координации этого закона с Венскими документами, когда они будут подписаны. Будет координация, это без проблем. Но в целом, концептуально, закон сейчас необходим. Все. Спасибо.

СОИН Д.Ю. Принимается, спасибо. Если вы не возражаете, Андрей Михайлович Сафонов, эксперт, и тоже человек, который в 90-е годы занимал руководящие должности в системе управления Приднестровской Молдавской Республики.

САФОНОВ А.М. Ув. присутствующие, дорогие друзья, 90-е годы – это был один вариант, а сейчас мы все выступаем уже от имени, как сказал патриарх нашей дипломатии, простых людей. Тем не менее, остаются множественные вопросы, которые требуют ответа.
Дело в том, что законопроект, о котором идет речь, – это повод для давно назревшего разговора о внешней политике в целом, для деловой дискуссии, которая должна быть, на мой взгляд, лишена каких-то эмоциональных, скороспелых выводов. Тем не менее, в данном случае перед нами стоит проблема, которая может быть решена только сообща, усилиями всех ветвей власти, экспертного сообщества, представителей политических партий, общественных организаций и т.д. И я, например, сейчас нахожусь в состоянии достаточно большой печали, видя неустройство и несогласие между ветвями наших властей, не видя здесь представителей МИДа, которые, на мой взгляд, могли бы сейчас и принять участие в этом нашем деловом разговоре.
Тем не менее, первое. У нас сейчас, в отличие от того, что было несколько лет назад, в том числе до приятия молдавского закона 2005 года, ситуация кардинально изменилась. Если раньше речь шла о двустороннем урегулировании отношений, сейчас речь идет уже о главном вопросе: в каком геополитическом пространстве это урегулирование будет происходить. Давайте вот посмотрим вместе. Дело в том, что Кишинев выдвигает концепцию, согласно которой предлагает унитарную модель урегулирования, и при этом в качестве нескольких важных моментов – вывод российских войск в виде оперативной группы и миротворческих сил, присоединение к зоне торговли с Европейским союзом, евроинтеграция как генеральный курс, по мнению части молдавского руководства, через интеграцию с Румынией, которая себя позиционирует как адвокат Молдовы в ЕС, и некоторые другие моменты. Что это означает для нас? Для нас это означает то, что в случае такого урегулирования мы отсекаемся от участия в Таможенном союзе, лишаемся военной поддержки союзных российских войск, лишаемся наших возможностей в торговле и иных отношениях с Украиной, поскольку контроль становится всеобъемлющим. И после этого мы не можем говорить также и о перспективах, связанных с будущим продекларированным Евразийским союзом. В итоге происходит очень «красивая» ситуация, когда один кусок пирога, образно говоря, берется из одного пространства, перемещается в другой, а там его спокойно едят и переваривают без всякого сопротивления со стороны кого бы то ни было. Эта ситуация, которая сложилась на сегодняшний день, фон, на котором ведется диалог.

Далее, второй момент. Мы часто, к сожалению, проигрываем из-за медлительности. Я не хочу никого обвинять. Но, тем не менее, факты говорят за себя. Венские документы. Они появляются в средствах массовой информации 16 мая. Я, например, как законопослушный гражданин, предпочел бы, чтобы они появились в официальном порядке от наших инстанций, которые на это уполномочены. Но, тем не менее, если мы исходим из того, что эти документы носят подлинный характер и текст полностью, без изъянов соответствует действительности, тогда возникает вопрос, что означает так называемый третий пакет этих документов Венских? А третий пакет как раз и гласит, я позволю себе процитировать, чтобы не было никаких других толкований: «Всеобъемлющее урегулирование, включая институциональные, политические вопросы и вопросы безопасности». Более того, эти вопросы, как гласит третий пакет, могут ставиться, я цитирую: «…среди прочих и в произвольном порядке». Конец цитаты. В данном случае, если мы исходим из того, что говорили и наши МИДовцы, и наши депутаты о том, что ставятся вопросы социалки, экономики, опять же для простых людей, тогда коллеги и партнеры могут поставить, когда они это пожелают, вопросы, связанные с миротворческой операцией, с нахождением оперативной группы, с будущим статусом. А институциональные вопросы – это слегка перефразированные вопросы о статусе. И попросить сдвинуть вопросы, о которых мы только что сказали, это и железная дорога, и связь и т.д. То есть получить еще и поддержку внешних сил, для того чтобы приступить к обсуждению политических вопросов. Поэтому в данном случае, по моему глубочайшему убеждению, если мы ищем реальный взаимовыгодный компромисс, то в таком виде эти Венские документы подписывать нельзя ни под каким видом, потому что они являются абсолютно провальными и катастрофическими. Если они будут переработаны и изменены, тогда, конечно, ситуация может измениться.

Тем не менее, в данном случае возникает и еще один вывод. Коль скоро они не подписаны, а я в данном случае верю вчерашнему заявлению главы нашего внешнеполитического ведомства, то тогда юридически получается, что и принцип равенства сторон нигде не закреплен и не зафиксирован, ибо в реальной политике слово значит меньше ломаного гроша. Когда же это подписано, желательно – заверено еще мокрой печатью, но бог с ней, без мокрой обойдемся, тогда можно говорить о чем-то другом.

Третий момент. Готовится соглашение по связи, которое, судя по тому, что сообщается в СМИ, а я пользуюсь только открытыми источниками, присоединяясь к словам патриарха нашего дипломатического, уже до конца мая это соглашение, скорей всего, будет разработано и, быть может, подписано. Но в этой ситуации возникает и другой вопрос. А где текст? А что там фиксируется? Как определяется? Я бы, например, поверил специалисту в этой сфере, но я вспоминаю слова вице-премьера Евгения Карпова, представляющего ведомство по интеграции в молдавском правительстве, который после рыбницкой встречи нашего президента и премьера Молдовы заявил о том, что молдавские операторы мобильной связи получают доступ в перспективе на левобережье Днестра. В этой ситуации можно просто исходя из паритетного принципа задать вопрос. Получает ли, к примеру, Интерднестрком доступ для работы на территории Республики Молдова? Если да, то на каких основаниях? Если нет, то почему? В этой ситуации, мне кажется, возникает, очень, так сказать, нехорошая обстановка, когда это соглашение может носить односторонний характер. Мне кажется, это не совсем было бы правильно. Также не понятно, будет ли возвращена денежная сумма, которая исчезла в закромах официального Кишинева несколько лет назад, от Интерднестркома. Поэтому я полагаю, и депутаты, и гражданское общество в рамках своих конституционных прав и полномочий может ходатайствовать о публикации проекта «Соглашение по связи». Да и, в конце концов, это просто интересно с профессиональной точки зрения.

Четвертый момент. Как говорили представители наших властей и в тоже время сам МИД, молдавские коллеги и партнеры нередко трактуют достигнутые договоренности по- своему. И это не совпадает с тем, как давались комментарии от россиян и от нашей стороны. В данном случае, опять-таки, я хочу остановиться на Венских документах. Да, действительно, как указывали до меня выступающие, были заявления соответствующие российского МИДа, но в данном случае мы реагировали с опозданием. Но действительно, как же тогда могут нашу позицию поддерживать и защищать наши союзники и доброжелатели, если наша сторона, к сожалению, молчит.
Следующий, пятый момент. Мы сейчас говорили у предыдущих ораторов о важности взаимоотношения с Россией. Не могу не поднять тот вопрос, который я уже поднимал и устно, и письменно – и неоднократно. У нас есть достаточно высокая угроза национальной безопасности в лице фигуры нашего представителя в Москве Михаила Бергмана. Возникает просто вопрос. В момент, когда ситуация осложняется, когда от каждого внешнеполитического хода требуют филигранной точности и информированности о ситуации нашей стороны, как может человек, который письменно выступает с антигосударственной позицией, который пишет в своих книгах о том, что Приднестровье представляет региональную угрозу, в том числе для Грузии и Румынии, что это не государство и т.д., представлять интересы Приднестровья на ключевом, московском направлении? Я полагаю, что все граждане, и я в этом случае сам же первый это делаю, мы вправе ходатайствовать перед президентом о немедленном увольнении его с государственной службы. Потому что это реальная угроза национальной безопасности.

Следующий момент. Надо четко понимать: нынешнее руководство Республики Молдова с 2009 года исходит, как это и положено ему, из своего видения модели урегулирования. Эта модель опубликована. Эта концепция оглашена. Мы говорили уже об этом. Это модель унитарного урегулирования по принципу, как утверждают официальные лица Кишинева, широкой автономии. То есть здесь ситуация достаточно ясная и понятная. Кроме того, последовательно идет движение по ряду направлений с Румынией. Причем часть молдавского руководства в лице Либеральной партии, правящего альянса (части) и действующего президента в той или иной мере разделяют эти интеграционные устремления в отношении Бухареста. Тогда возникает другой вопрос. Учитывая практические шаги последних месяцев и последнего года – полутора, а я повторяю, эти шаги – стремление молдавского руководства перекольцевать газовую и энергетическую систему на румынскую с целью, как они говорят, ослабления зависимости от востока; заключить соглашение о сотрудничестве правоохранительных органов и многое-многое другое – с точки зрения Кишинева, распространяются ли эти соглашения на Приднестровье? Очевидно, да, если исходить из подхода, согласно которому Приднестровье является частью Республики Молдова. Но в данном случае это тоже политический момент, который вызывает вопросы, которые неприемлемы для официального Тирасполя, и это, очевидно, надо нашему дипломатическому ведомству прояснить напрямую. Я не говорю уже о доступе к банку данных всех жителей Молдовы, о сотрудничестве по линии спецслужб, о чем сообщалось. Это тоже вызывает очень большие вопросы. Это говорит о том, что, пока ведутся переговоры с нами, одновременно ведутся интеграционные работы на другом направлении, которые в будущем, при унитарном подходе, грозят переформатировать Приднестровье уже в пространство, которое тесно связано с румынским направлением. Поэтому в данном случае встает вопрос о законопроекте. О законопроекте он встает потому, что в целом сейчас дискутировать по социалке и экономике надо. Но, очевидно, вести дискуссии по политическим, статусным вопросам смысла не имеет, пока стороны находятся на таких диаметрально расходящихся позициях. МИД ПМР справедливо, в общем-то, полагает, что любой односторонний шаг, он может каким-то макаром дестабилизировать или осложнить ситуацию. Это так, если подходить теоретически. Но практически молдавские коллеги и партнеры, руководствуясь своими законными интересами, они этот шаг сделали. Как уже говорилось в 2005 году. Нам говорят о том, что достаточно декларации, которая в Конституции у нас или в Кишиневе, где сказано о независимости, и, в общем-то, этого достаточно. Но дело в том, что закон 2005 года, он не просто декларирует принцип, но и детально прописывает полномочия. А также волей-неволей он ограничивает те рамки, в которых ведутся диалог и переговоры. Поэтому в данной конкретной ситуации, сложившейся на сегодняшний день, в отличие от того, что было несколько лет назад, на мой взгляд, такой законопроект, который нам предлагался при условии его доработок, очень даже не помешал бы. Он ввел бы правила игры в определенные рамки и облегчил бы задачи не только наших дипломатов, но и поиска компромисса между Кишиневом и Тирасполем. Я сам, все кто знает и читал меня, подтвердят, что я всегда выступал за гибкую внешнюю политику, за взаимоприемлемый компромисс. Но я всегда остерегался того, когда деловая дискуссия и взаимоприемлемый компромисс превращаются в горбачёвщину. Мне кажется, у приднестровцев, у всех ветвей власти достаточно опыта, чтобы этого избежать.

Поэтому я лишь в заключение могу сказать, что разобщение, которое у нас иной раз наблюдается среди ветвей власти, это пагубно. Мне кажется, что только единой совместной работой, при условии прозрачности в действиях, при условии подключения экспертного сообщества, представителей общественных организаций, политических партий, можно выйти на тот момент, на тот закон, ту политику, которая, с одной стороны, сохранит государственные интересы, а с другой – будет достаточно гибкой и позволит вести дело к нормальному взаимоприемлемому регулированию. Спасибо.

СОИН Д.Ю. Спасибо, Андрей Михайлович. Я думаю, если есть вопросы… Или давайте, может быть, мы в заключение проведем дискуссию.

ДИРУН А.В. У меня есть вопрос.

СОИН Д.Ю. Да, прошу.

ДИРУН А.В. Андрей Михайлович, из того, что вы сказали по консолидации власти и по позиции, своей позиции по данному законопроекту. Считаете ли вы, что тот законопроект, который еще, скажем так, еще вчера был, до своего отзыва, что он ни в коей мере при его доработке не помешает исполнительным органам власти вести полноценный переговорный процесс? И только, наоборот, консолидировать все наше приднестровское общество, в том числе [вокруг ] этого документа?

САФОНОВ А.М. Да, как я уже сказал, в той ситуации, которая сейчас сложилась, его можно было бы дорабатывать в ходе II чтения. И выносить уже, как говорится, на утверждение. Если бы речь шла о 2002, 2003, даже 2006, 2007-м, наверное ситуация была еще иная. Но сейчас, как я сказал вначале, мы перешли от двустороннего урегулирования уже к главному для нас жизненно важному вопросу. В каком пространстве это будет происходить. И именно потому, что идет такая крупная игра, очень важно поставить те рамки, которые не дадут столкнуть нас в ту сторону, которая грозит потерей очень важных позиций и стратегическим проигрышем. Вот законопроект, который предлагался, он, в общем-то, отвечал тем интересам, которые, мне кажется, сейчас соответствуют интересам Приднестровья.

СОИН Д.Ю. Спасибо. Еще вопросы есть? Андрей Михайлович, спасибо большое. Я хотел бы предоставить слово Александру Акимовичу Караману, экс-вице-президенту Приднестровской Молдавской Республики, председателю партии «Родина».

КАРАМАН А.А. Добрый день, насчет партии «Родина», ну, скажем так, что сегодня только ровно месяц, как состоялся учредительный съезд нашей партии. Мы в стадии регистрации. Документы готовим для подачи на регистрацию. Ну, правда, нам уже со многих сторон злые языки намекают и шепчут, что вряд ли вас зарегистрируют. Ну, это другой вопрос уже. Время покажет.
Ув. товарищи, я убежден, что закон нужен! Тут были вопросы, сомнения: «Нужен закон или не нужен?» Есть Конституция, есть результаты, итоги референдума. Конституция не регулирует все правоотношения. Это Основной закон, поэтому и принимаются в развитие конституционных норм десятки, сотни, а то и более законов, которые регулируют конкретный круг правоотношений. Поэтому закон такой и нужен. Был бы он принят раньше – я не уверен, что это состоялось бы, но был бы он принят раньше – действительно, может быть бы, не было этих высказываний помощника президента, Михаила Михайловича Бергмана, о том, что нам достаточно автономии. Может быть, и ваш коллега, депутат Хоржан, который, по крайней мере, со слов СМИ, выступал в Кишиневе на Гражданском конгрессе от имени абсолютного большинства приднестровцев, что поддерживает суверенитет и законность в РМ и создание общества Молдова – Приднестровье по примирению и согласию… Для нас бы этот закон был бы, понимаете, наподобие призыва политрука Клочкова под Москвой, что «позади Москва, отступать некуда!» Вот это был бы закон, который бы регулировал конкретно компетенцию, полномочия для сторон в переговорном процессе. Я тоже вчера смотрел комментарии нашего министра иностранных дел, много и красиво говорилось, но вот аргументация, что мы немножко вот вели себя, как слон в посудной лавке, приняв этот закон, – никто в мире так не делает, принимая законы, которые могут осложнить переговорный процесс. До нас это уже сделано. И все сегодня говорили, не буду останавливаться на законе 2005 года, на различных постановлениях, касающихся отмены ранее достигнутых соглашений в таможенной области и во многих других. Поэтому – неужели мы такие наивные и надеемся, что если мы отзовем этот законопроект, то Молдова вот тут же в знак признательности денонсирует свой закон, отменит все ранее принятые нормативно-правовые акты органов исполнительной власти? Вы знаете, я смотрю, и у меня создается впечатление, что нас потихонечку стали приучать к присутствию Молдовы в Приднестровской Молдавской Республике. Вот началось это с таможенных структур. Ув. Григорий Степанович Маракуца, выступая по телевидению, говорил: «Да, ничего страшного в этом нет! Это не потеря суверенитета, это для удобства людей! Это все у нас для людей, понимаете! Чтобы не ездили люди в Молдову, физические лица, юридические, предприниматели, им же удобнее будет вот здесь, в Тирасполе, пришли, все согласовали и дальше занимаются своей коммерческой деятельностью». Ну, нормально, если для людей. Ради людей чего не сделаешь! Потом скажут: а завтра нотариат. Это же тоже для людей удобно, чего они будут ездить на Варницу, в Анены, давайте в одном месте так структуру нотариальную Молдовы разместим, тоже для людей. А потом структуру какой-то дорожной полиции, ведь тоже проблема с номерными знаками, со страховками, с водительскими удостоверениями. Да люда «за» скажут всегда! А потом еще одну новость скажут: «А вот суды наши, наши граждане не могут, к сожалению, обратиться в Европейский суд по правам человека. Вот надо, может быть, и судебную какую-нибудь структуру Молдовы сюда. А то они: «Вот какое количество людей, и лишены, поражены в таких своих правах». Вон Илашку через Европейский суд по правам человека отсудил у России энную сумму денежек! Потом нам кто-то скажет: «А зачем нам модернизировать свое здравоохранение, строить свои клиники, свои диагностические центры? Вон в Молдове есть все это. Легко и просто можем туда поехать и лечиться». А кто-то может сказать: «А вот давайте мы своих детей отправим на отдых в лагеря в Молдову. Пусть они там просыпаются и ложатся под флагом РМ, под гимном РМ. Пусть их там научат тому, в какой стране они живут и что собой представляет их Родина». Уже раздаются призывы, так, намеки, что давайте мы будем финансировать школы, не только румынские школы. Ну, есть же проблемы с бюджетом у нас, как бы, в республике. Золотой запас куда-то пропал. Давайте будем финансировать, может быть, все молдавские школы… И вот легонечко, легонечко, потихонечку – это же все для людей! – и в один день мы проснемся с Мостом цветов, уже и Мост цветов будет, понимаете! Это же идет к примирению, к согласию, а чего дальше спорить, штыки в землю – и все нормально!

Вот я обратил внимание на некоторые совпадения некоторых моментов. Вот момент отзыва проекта, законопроекта, события в Кишиневе, да, унионисты, траур, приспущенный флаг, 200 лет Бессарабии, иго, и заявление Брюсселя об отмене санкций в отношении руководства Приднестровской Молдавской Республики. Вот как-то оно совпало, не знаю, случайно, ну, почему-то мне кажется, что в этом мире ничего случайного не происходит. Ну, санкции, понятно. Они как бы уже и не нужны, потому что те, против которых они были направлены, их просто уже нет, это не актуально сегодня. Да, они стояли у истоков создания Приднестровской Молдавской Республики, они защищали Приднестровскую Молдавскую Республику. Они вели Приднестровье по пути интеграции с Россией, они готовы были, заявляли, по крайней мере, о том, что готовы разместить в ответ на экспансию НАТО и системы ПРО в Европе – Румынии, мы не против были бы, если бы Россия согласилась разместить соответствующие системы противодействия. Пусть «Искандер» или не «Искандер», решать России. Но теперь их нет, они уже не опасны. Можно против них отменить санкции. А вот нынешние, ну, наверное, за это, может быть, достойны премии или льготных виз каких-то в любые страны, в шенгенские и т.д. Смущает прозвучавшее вчера, опять же в информации, в программе «День», о том, что готовится новый законопроект о создании следственных групп, которые будут заниматься расследованием всех нераскрытых убийств, начиная с 1992 года. А почему такая дата? 1992 год? А не попадут ли под эти санкции участники боевых действий со стороны Приднестровья? А не будут ли потом какие-то совместные следственные группы, может быть, с РМ, ведь дела то там еще не закрыты на многих из нас. Вот как-то вот эти моменты, понимаете, начинают немножко смущать. Поэтому я еще больше после услышанного, и сегодня в том числе, убежден, что закон такой нужен, требует доработки отозванный законопроект, и пусть депутаты от своего имени, я думаю, что найдется группа депутатов, которые внесут такой законопроект и примут его. Потому что вот сидит Валерий Анатольевич, мы с ним первые три-четыре года вели практически все переговоры с РМ. Причем в более сложное время, мне кажется, чем сейчас. Но вы знаете, мы, практически после каждой встречи, после каждого раута, мы отчитывались перед Верховным Советом. Да, было неудобно, да, Верховный Совет, нам казалось, иногда ставит неудобные вопросы, да, вот мешает и т.д. Но мы стояли в жестких рамках. Шаг влево, шаг вправо – и никуда. Поэтому именно этот момент еще раз меня убеждает в том, что такой закон нужен, для того чтобы исполнительная власть вела переговоры именно в рамках тех параметров, которые определены парламентом, а в целом – определены нашим народом. Вот тут можно уже говорить и о Конституции, и об итогах референдума 2006 года. Спасибо за внимание.

Полная стенограмма слушаний